Новости – Общество
Общество
«Мы все это видели, а вот ваше поколение не увидит»
Леонид Рудометкин. Фото: Неля Абдуллаева
Ветеран производства Леонид Рудометкин рассказал «Русской планете», как живут осетровые рыбоводы в селе Трудфронт Икрянинского района
14 ноября, 2014 18:42
18 мин
Александровский осетровый рыбоводный завод «Севкаспрыбвод» расположен в Икрянинском районе Астраханской области, в селе Трудфронт (бывшее название — Александровский). Это остров, который с остальным миром связан только паромом. Жителей чуть больше двух с половиной тысяч. Осетровый завод — это основное, едва ли не градообразующее предприятие в селе.
Завод занимается воспроизводством осетровых, частиковых рыб и белорыбицы. Его можно назвать рыбьим роддомом: от содержащихся здесь особей рыбоводы получают икру, из икры выращивают мальков, которых затем выпускают в «большую» воду. Работы проводятся по госзаданию. В систему Северо-Каспийского бассейнового управления по рыболовству и сохранению водных биологических ресурсов («Севкаспрыбвод») входят шесть осетровых рыбоводных заводов. Их строили с 1955 по 1981 годы для компенсации ущерба, нанесенного возведением гидроэлектростанций. Плотины ГЭС отрезали осетровым путь к привычным местам размножения. Единственным способом помочь природе сохранить популяцию реликтовых рыб стало строительство таких заводов.
«Осетр ходит поверху»
Недавно на «Александровке» завершилась бонитировка — работа по оценке состояния осетровых. Больших рыб, живущих на заводе — «производителей» — вынимали из летних прудов, считывали информацию с чипов, вживленных им под кожу, взвешивали, оценивали, как скоро созреют самки, и переносили на зимовку в бассейны. Весной процедура повторится. Самок распределят по стадии зрелости икры, а после проведут операцию по прижизненному получению икры, нечто вроде кесарева сечения. Происходит это так: рыбе подрезают яйцеводы и «доят» ее. Массирующими движениями выдавливают икру, обесклеивают ее вручную, смешивают с половыми продуктами самцов и помещают в специальные аппараты, ускоряющие процесс выклева личинок. Далее малька осетровых выращивают до двух-трех граммов и выпускают в Волгу или Северный Каспий.
Об этом мне рассказывает главный рыбовод завода Леонид Рудометкин. Леониду Федотовичу 65 лет, почти 40 из них он работает здесь.
– Я бы вышел на заслуженный отдых, для себя пожить, да тяжело сейчас с кадрами, директору нужна помощь, — говорит он.
Рудометкин — кроткий, тихий человек со светлым взглядом и негромким голосом. Из-за шума воды его совсем не слышно.
– Это основной блок инкубации осетровых. Тот блок — производителей белорыбицы, — говорит Леонид. — Ее воспроизводством не занимаются больше нигде в мире. Икру будем получать в конце ноября. Смотри, осетр ходит поверху!
«Специалисты не стали ехать»
От шума бассейнового цеха прячемся в кабинете Леонида Федотовича. Он предлагает чай и, едва я успеваю задать вопрос, начинает рассказывать.
– Сюда я пришел в 75 году. Почти шесть лет пенсионер. Мог бы и уйти, но сейчас очень тяжело с кадрами. Есть еще девочка-рыбовод, она учится заочно в АГТУ. Многим заочникам «Севкаспрыбвод» оплачивает обучение, потому что с кадрами плохо стало. В советское время управление давало деньги на строительство домов для специалистов. Вы проезжали, видели двухэтажные домики? Там одна часть — базы морского лова, другая — нашего завода. Потом, когда началась перестройка, строительство закрыли, специалисты не стали ехать. А жизнь какая стала складываться в перестроечное время! Зарплаты у бюджетников были очень низкие и росли очень медленно, поэтому многие стали уходить. Где-то на стороне находят более оплачиваемую работу. Мы сейчас пришли к тому, что из всех рыбоводов с высшим образованием только я один.
Способных рыбоводов стали агитировать поступать на заочное отделение. Теперь Рудометкин ждет, когда кто-то придет ему на смену, «чтобы уйти спокойно и сердце не болело, что здесь что-то плохо».
Рыбовод говорит про износ техники и недостаток денег, противопоставляя нынешней ситуации советское время. По его словам, в те времена каждый год присылали по три-четыре новых мотороллера, а старые изнашиваться не успевали. Сейчас качество запчастей ухудшилось, их ремонт идет без конца.
Организационные сложности в работе госучреждения приносят меньше огорчений, чем нехватка рыбы. Диких «производителей», то есть осетровых из природы, с каждым годом добывать все сложнее. Виной тому — варварское отношение к рыбе, считает Леонид Рудометкин.
– Браконьеры у нас всю жизнь здесь были. Тут и отношение к рыбе особое. В других регионах страны вот такого нет. А здесь... Вот я приехал в 75-м: на любом баркасе, рыбацком стане взять осетра икряного на котел, икру подготовить, поставить целый таз этой икры — это норма была. И всегда на столе это все стояло. На котел всегда давали. А на низовьях в первые годы меня на заготовку отправили, чтобы познакомиться с обстановкой. Своими глазами видел: плывут целые вязанки, куканы. Севрюгу видел — десятка три. Плывут на веревке, у всех брюшки вспороты. То есть рыбаки там, кроме того, что они зарабатывают, еще икру налево продавали. Севрюгу повспарывали, икру продали, а рыба им не нужна. Бросили, она там пропала и всплыла. Варварское отношение привело к тому, что в реке рыбы нет практически.
У нас после 2000 года завод приступил к созданию маточного стада. То есть раньше схема была такая: поработали с производителем, заготовили их весной — за три месяца мы заготавливали сколько нужно — затем получили икру и тушки сдали. Было очень удобно работать. А сейчас уже нет, мы уже не можем себе этого позволить. Потому что не набрать. И за год не набрать. Поэтому вот стали создавать эти маточные стада. В основном от них сейчас получаем малька. А дикой рыбы очень мало. Нам в этом году всего три десятка заготовили для завода, из них самок — 18 штук. Это очень мало. Нам в сезон нужно для нашего завода порядка 120 самок.
– А как начинались работы по воспроизводству? Почему возникла необходимость помогать природе?
– Вообще все осетровые рыбоводные заводы были построены после того, как стали возводить плотины. Это была как компенсация, потому что Волгоградская ГЭС отрезала верховые нерестилища белуге, осетру. А она туда очень далеко заходила. Как-то пришлось быть в командировке в Казани. По местам лова ездил, смотрел стерлядь. Общался с рыбаками. Старики говорили, что к нам белуга сюда поднималась, вот как далеко уходила! А белорыбица вообще шла на Уфу, в реку Белая — она в Каму впадает. Вот там ее нерестилища основные. А ей отрезали этот путь, входа не стало. То есть наши заводы — это компенсация за строительство ГЭС. Если с этой точки зрения смотреть, то энергетики с нас вообще брать ничего не должны, никакой платы за электроэнергию. А с нас берут по полной программе. Ну, может быть, рынок не приемлет таких отношений. Но берут они очень много.
– Леонид Федотович, а сами вы откуда родом?
– Я вообще родом из Северной Осетии, из Моздока. Там учился до 10 класса. А потом сюда поступил в Рыбвтуз и уже домой не возвращался. Когда пришло время думать, куда поступать, я посмотрел в справочнике для поступающих в институты и специальности. Листал и наткнулся на астраханский институт, смотрю: «ихтиология и рыбоводство» — ба, да это же мое! Я же рыбу люблю! И все: подготовился, поехал, все сдал на пятерки. Закончил учиться, поехал в Ханты-Мансийск сначала, по направлению. Просто мне интересно было посмотреть, что там. Правда, перед этим полугодичная практика после четвертого курса, на Дальнем Востоке полгода был. «Амуррыбвод» — это Хабаровский край. А потом в Западную Сибирь попал, месяца два-три проработал. Тогда военной кафедры в институте еще не было. На год призвали в армию, служил на Сахалине. Попал в часть — она на берегу моря стоит. Не знали, куда меня определить с такой специальностью. Там база была ремонтная для судов. Меня засунули на кислородно-добывающую станцию, ничего хитрого: масла подливать в компрессор регулярно. Кроме того, обязали ловить для части рыбу. И вот я в приливно-отливной зоне стоял, ловил и морскую капусту собирал на салаты для ребят. Крабов ловили камчатских. Год отслужил, надо было возвращаться в Ханты-Мансийск. Жена на курс младше училась, она приехала туда, а ей не нашлось места. Мне пришлось переводиться. Раз там, где я, жене места нет, не буду же я один в Ханты-Мансийске. В Сургуте еще работал при рыбокомбинате. Занимались инкубацией пеляди и муксуна, личинку выпускали в реку и озера — чистое воспроизводство. Опыт получил, и он мне пригодился, потому что белорыбица — близкий родственник тех рыб, она родом из тех краев.
– А вы сюда как попали?
– Я сюда как попал? Ну, я-то человек южный. Поработал там в Сургуте, посмотрел. Я привык, что у меня на столе свежие овощи, фрукты и все рядом растет. А там все привозное. Зимой свежего мяса нет — тушенка. Когда арбузы начинаются, их привозят. Там такие цены дикие. Приходится если брать, то кусочек — продавец арбуз режет и продает кусочками. То есть прелести вот такие были. Я говорю, нет, это не по мне. Экзотики насмотрелся, хватит. И поехал в Астрахань, в «Севкаспрыбвод». Жену отправил к родителям в Моздок, а сам сюда приехал и попросился на работу. Говорю: «Вы меня куда-нибудь на низовой завод посылайте, ближе к морю. Я сам рыбак заядлый и охотник, а тут охота на низовьях хорошая». И меня сюда определили по этой причине. Ну и совпало так, что здесь как раз белорыбица.
– А в то время это была большая организация, которая занималась и воспроизводством, и мелиорацией, и рыбоохраной.
– Да, все пункты рыбоохраны, все рыбоводные заводы — все было объединено. Потом все разделили.
– Большая разница ощущается между работой тогда и сейчас?
– Раньше было легче и проще работать. Да, легче и интересней, потому что не было проблем, которые сейчас возникли. Проблемы со снабжением, проблемы с зарплатой. Ведь тогда нам всем хватало. Допустим, рабочий 80 рублей получал, рыбоводы — где-то 110-120. Но всем этих денег хватало, чтобы жить. Другое дело, что в магазинах было мало товара, дефицит советский. А сейчас все есть, но не купишь. Вернее, не каждый себе может позволить. Особенно рабочие. Им сейчас особенно тяжело.
– Отсюда и с кадрами проблемы?
– Да, конечно. Кадровые проблемы в первую очередь из-за зарплаты. Из-за зарплаты и из-за жилья. Специалистов обеспечивали квартирами. Жилищное строительство шло. Вот буквально перед самой перестройкой у нас затеяли строительство коттеджей. В планах было строительство 30 домов многоквартирных со своим двориком, чтобы можно было что-то соорудить. Успели построить только два дома. Давали в первую очередь многодетным семьям, у меня три дочери, я тоже получил. Наступила перестройка, социализм закончился и финансирование закрыли. А так, пока завод строил жилье, сюда активно шли. И местные хорошие специалисты шли, и технари в частности: трактористы, бульдозеристы, экскаваторщики, сварщики. С рабочими не было проблем никаких. А сейчас, я говорю, если человек более-менее квалифицированный, он старается найти работу на стороне, где больше платят. У нас те остаются, кто по своим знаниям и способностям, они, конечно, ниже общего уровня, ниже среднего. А нам деваться некуда. Да и этих не хватает. Жизнь в селе дорогая. На базаре продукты дороже, чем в городе. Потому что везут оттуда с оптовых баз. А тут транспортные расходы накладываются, паром вдобавок. А они еще безбожно цены завышают. Не хочешь — езжай в город, покупай там.
«Уничтожили все»
Рудометкин по-прежнему увлекается рыбалкой. Даже в обед рыбачит, хотя и ругается директор предприятия.
– Сами вырастили и сами рыбачите?
– Нет, что вы! Осетровых ловить запрещено. Да и мы на них уже смотрим как на средство производства, на производителей. Такого нет в голове даже. Отвыкли от такой мысли, что эту рыбу можно есть. Нянчишься с ней как с ребенком.
– Никогда не жалели, что приехали сюда?
– Никогда не жалел. Правда, сейчас экология никудышная здесь стала. Вода не самая лучшая. В то время общество «Знание» было, специалисты в разных сферах ездили читать лекции. И вот к нам приехал сотрудник заповедника. Он рассказывал, что минерализация воды в низовьях в два раза превышает норму. То есть мы столько потребляем солей ненужных! Мало того, что в избыточном количестве, так еще и вредных. С этой точки зрения все не очень хорошо.
– Вы, я думаю, старейший специалист в этой области.
– На сегодняшний день да, хотя старейший сотрудник в «Севкаспрыбводе» уволился буквально в этом месяце. Витенко Георгий Иванович, он работал на Кизанском осетровом заводе, до последнего времени ходил на заготовку производителей. Мне 65, а ему 75. Ушел на пенсию директор, который очень хорошо к нему относился, и он решил уйти.
– У меня возникло ощущение, что вы люди другого поколения, болеющие своим делом.
– У нас больше романтический уклон такой, нацелены совсем на другое. Вот сам принцип поступления в институт — люди в СССР получали профессию по призванию, ведь в советское время зарплата примерно одинаковая была везде. За исключением «крутых» специальностей — нефтяников, например, шахтеров. В ихтиологи и рыбоводы шли люди определенного склада, случайных не было. Я пошел, потому что мне это интересно. Действительно получилось, что по призванию.
– А у вас как рабочий день строится?
– Работа с восьми до пяти. В основном бумажки пишу, отчетной документации очень много сочиняется. А непосредственно с рыбой работаем в межсезонье. Зимой особенно делать нечего, рыба не питается практически, а в межсезонье кормим ее. Потом осенью и весной у нас две бонитировки: пересчет, взвешивание. Ну и сезоны получения икры, выращивания молоди. Весной — получение икры осетровых, тут же личинка сажается в пруды, месяц-полтора идет выращивание. Где-то к середине июля обычно завершается работа. Кормление где-то до ноября, как только температура поднялась немножко, градусов шесть. Народ уже обучен, даже напоминать не приходится: с утра начинают кильку перемалывать мясорубкой на фарш, корма, смеси готовят. Кормят сами, процесс запущен, они свою работу знают и работают, мне даже не приходится подталкивать. Это конкретно в осетровом цеху. В прудовом цеху у них ремонт прудов, зачистка каналов от наносов, борьба с растительностью выросшей, вспашка. Ну а вспомогательные службы — там работа с техникой, электрикой.
– А в духовном плане вам работа что дает? Атмосфера тут умиротворяющая, рыбка, звуки воды.
– Это конечно. Я вообще шума не люблю. Мне в деревне больше нравится, чем в городе. Вот к детям съездишь в город — там не уснешь толком! Без конца на улице под окнами машины мотаются, гудят-шумят. Как вы там живете?
Здесь совсем иначе, дышится легче. Летом прохладнее, потому что у воды. Солнышко только село, сразу прохлада такая, хорошо. А зимой — рыбалка. От дома отошел, вот тебе лед, лунку просверлил и рыбачишь. Охота на зайчиков зимой. Сейчас вот утки.
– Какие у вас есть мечты о работе, о чем вы беспокоитесь?
– Вот действительно это уже мечты. Мечтаю, чтобы людям платили достойную зарплату. Чтобы не было у браконьеров необходимости красть у той же природы. Вот они ставят сетки по ночам, чтобы несчастную тарашку поймать, продать и концы с концами свести. Тяжело.
– Воспроизводство дает нужный эффект? Оправдывается такая колоссальная работа?
– Безусловно. Но это больше вопрос к науке. Наше дело — выполнять свои производственные обязанности. То, что от выпущенной нами рыбы вырастает взрослая рыба, никто не сомневается. Взять вот белорыбицу. Ее очень мало стало! Если раньше мы в старом цеху высаживали 270 штук белорыбицы, набрать их было очень легко, то сейчас за всю весну и осень прошлого года выловили на заготовке всего полтора десятка — это очень мало. И мало ее не только из-за браконьерского вылова на низовьях, но и из-за того, что ее в Волгограде уничтожают. Белорыбица идет подо льдом на нерест к волгоградской плотине. Мы раньше, в 80-90-е годы и вплоть до 2003 года каждую осень организовывали экспедицию туда на плавучих инкубационных цехах. Местные рыбаки нам ее отлавливали, привозили, а мы получали икру. Объемы были очень большие. С началом перестройки мы своими глазами видели ее, занесенную в «Красную книгу», продавали на базаре. Спокойно торгуют и никто их не трогает. В общем, местные потихонечку уничтожили. Хотя волгоградцев можно понять — из своей ценной рыбы у них только белорыбица осталась, осетровые до них в малом количестве доходят. Не хочется об этом говорить. Короче, уничтожили все. Приезжать туда на заготовку стало бесполезно. Только то, что тут удается заготовить, с тем и работаем. Это так печально, но это факт.
– Но вы не унываете.
– А мне-то что унывать, я свое отработал! Жаль, что отношение изменилось. Но мне чего расстраиваться? Мы такое изобилие видели в свое время! Помню, тоня Мужичья (место, где рыбаки неводом ловят рыбу. — РП) была выше Астрахани, я на ней был в командировке. Там невод делает один замет с утра, и все оставшееся время до вечера рыбаки эту рыбу пойманную выгружали. То есть столько было рыбы, что они целый день должны были ей заниматься, такое было обилие! Мы все это видели, а вот ваше поколение не увидит, и очень жаль.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
