Новости – Общество
Общество
«У 99,9% взрослого населения есть эта инфекция»
Главный фтизиатр Астраханской области — о причинах стабильно высокой заболеваемости туберкулезом и лекарственном обеспечении больных
21 июня, 2016 19:27
8 мин
Почему Астраханская область многие годы остается на первых местах по заболеваемости туберкулезом и когда ситуация может измениться, рассказал «Русской планете» главный фтизиатр региона Марат Сайфулин.
– Действительно ли сегодня любая форма туберкулеза полностью излечима?
– Туберкулез — болезнь и явление многофакторное, где только пятая часть — это соматика, то есть болезнь тела, все остальное — социальный статус человека, его экономические, экологические ориентиры. Мы живем на экологически неблагополучной территории. Еще важный фактор — миграция. Если человек хорошо себя чувствует в социуме, у него высокий экономический статус, комфортные условия жизни, то у него и меньше риска заболеть, а если заболел, он излечится намного быстрее. Обратная ситуация — человек на социальном дне. Естественно, у него больше рисков заболеть: недоедание, недосып, и тогда инфицированность перерастает в заболевание. У 99,9% взрослого населения есть эта инфекция и у большинства из нас она не проявляется никак.
– Но ведь есть случаи, когда благополучные люди заболевают.
– Это как раз те самые 20% случаев. Это в большинстве своем люди с медицинскими факторами риска, с сопутствующими заболеваниями — сахарным диабетом, заболеваниями органов дыхания, те, кто принимает гормоны, а значит те, у кого снижен иммунитет. Часто болеют туберкулезом люди с ВИЧ-инфекцией, так как именно у них и поражается в первую очередь иммунная система.
– Почему именно Астраханская область занимает пятое место по заболеваемости?
– Астраханская область стоит на пересечении транзитных маршрутов. Миграционные потоки из республик Средней Азии идут транзитом в северные регионы. Около 20 тысяч в год официально оседают здесь. Сколько неофициально — сказать практически невозможно, поскольку через границу ежегодно проезжают около 2,5 млн человек. Например, местных жителей заболевает ежегодно около 800 человек, а приезжих еще 150 человек. Наш регион первым централизовал у себя этот поток, чтобы все приезжающие сюда мигранты были обследованы, не получили «левых» справок. Иностранцу, чтобы у нас работать и получить патент, нужно пройти медицинское обследование на сифилис, ВИЧ, употребление наркотиков и туберкулез. Раньше все это было разбросано по многим лечебным учреждениям и понять, сколько же у нас мигрантов больны, было нельзя. Теперь мы в год выявляем по 50–60 больных активной формой туберкулеза, каждый их которых может заразить до 40 человек. Если у иностранного гражданина выявляется туберкулез, мы подаем документы в Роспотребнадзор для депортации, но уезжают только 2/3. Остальных мы оставляем лечить здесь за счет областного бюджета до вынесения решения о депортации.
Главный врач астраханского областного клинического противотуберкулезного диспансера Марат Сайфулин. Фото из личного архива.
– Это касается только мигрантов, которые приехали официально?
– Да. Если, скажем, это турист, его не обследуют, и это является проблемой. К нам поступало обращение от ФМС с вопросом об установке флюорографов на границе, но их нужно тогда огромное количество, потому что границу пересекают тысячи человек ежедневно. Наверное, открытые границы для стран, имеющих более низкий социальный уровень, чем Россия, — это не очень хорошо. Нужен усиленный контроль. Это вопрос уже политический.
– Почему за два года заболеваемость детей выросла с 68 случаев в 2013 до 132 в 2015 году?
– Рост заболеваемости детей связан с улучшением диагностики, а, следовательно, с выявляемостью туберкулеза на ранних стадиях при помощи постановки кожной пробы с диаскинтестом и компьютерной томографией. Чем больше мы выявим, тем больше человек мы вылечим. Мы одна из лучших территорий в стране по выявляемости. А вот смертность — это показатель, который никак не оправдаешь. Если она высокая, значит, служба что-то недорабатывает. В этом году я прогнозирую показатель смертности ближе к нормальному, то есть на шесть заболевших один человек все-таки умрет.
– Велик ли процент рецидивов и пациентов с высокой лекарственной устойчивостью?
– С рецидивом приходят те, кто перестал вести здоровый образ жизни, подверглись стрессу и долгое время не обследовались. Таких пациентов излечить значительно труднее. Сейчас таких пациентов 2200, раньше было около 3000 человек. При туберкулезе никаких резких скачков не может быть — лечение всегда очень длительное. Примерно 20% впервые выявленных — это пациенты не только неблагополучные, но и не желающие лечиться. Приведу пример. Человек узнал о заболевании, после чего минимум 90 дней его надо лечить в стационаре со строгим режимом лечения, питания, без сигарет и спиртного. Если есть желание вылечиться, то человек это выполнит и полностью вылечится. Но асоциальная группа, в которой много бывших заключенных, 95% неработающий, уже через месяц чувствуют облегчение, думают, что выздоровели и прекращают лечение. Через два месяца ему снова становится хуже, он снова обращается к врачам, но палочка туберкулеза стала устойчива к лекарствам. Приходится начинать более сложное и дорогостоящее лечение, которое требует уже 6–9 месяцев. Проходит время, ему вновь лучше, и лечение вновь прерывается. Палочка снова приспосабливается уже к другим препаратам, и вырабатывается иммунитет. Теперь у пациента разрушены легкие, часто кровохаркание. Теперь надо лечиться уже около двух лет еще более токсичными, менее эффективными, но более дорогими препаратами, часто необходимы операции, вплоть до удаления всего легкого. Но если пациент опять не выдержит режим лечения, то тогда ему уже невозможно помочь. Таких у нас достаточно много — около 10% из всех заболевших.
– Ограничить свободу и принудительно лечить таких пациентов у вас полномочий нет?
– Чтобы привлечь такого человека по суду, он должен быть социально опасен для окружающих. Нужно лабораторное подтверждение. После этого мы совместно с прокуратурой подаем документы в суд для решения о принудительном лечении. Суд выносит решение о госпитализации, и мы отвозим его в диспансер, где сейчас находится 60 человек, которые лечатся по решению суда. Оттуда он может вновь уйти. Тогда мы обращаемся в судебные инстанции снова. Проблема в том, что никто его изолировать или завести уголовное дело не может. Полицейского рядом с ним не поставят.
Астраханкий областной клинический противотуберкулезный диспансер. Фото: Рустам Журавков / «Русская Планета»
– Как проходит маршрутизация больных с разными формами?
– С эпидемической точки зрения мы больных в обязательном порядке делим по лекарственной чувствительности. Иначе они друг друга заразят еще более тяжелыми формами.
– Работают ли с пациентами психологи?
– Только в 2017 году АГМУ выпустит первую группу психологов. Каждый врач является в том числе и психологом и пытается объяснить пациенту, что болезнь излечима, если хотеть ее вылечить.
– Почему сегодня туберкулеза почти нет на Западе?
– Это заболевание с тысячелетней историей и такие цифры, как у нас сейчас в России, в Европе были в XVI–XIX веках. Выжили те, кто имеет наследственную устойчивость, которая передалась потомкам. И сейчас эта волна идет на восток. За Уралом у нас наблюдается пик заболеваемости. Исходя из этого, туберкулез у нас исчезнет не скоро.
– Как обстоят дела с лекарственным обеспечением больных?
– Всех препаратов и оборудования в полном объеме, наверное, не будет никогда, но есть та обеспеченность с выбором приоритетов, с которой можно работать и эффективно лечить. В лечении в большей степени мы применяем российские препараты. Противотуберкулезных препаратов всего 11, и только с появлением лекарственной устойчивости в конце 1990-х начались изыскания. Сегодня стали появляться новые препараты. Из России — это Перхлозон и еще американский препарат Бедаквилин. Стоят они около 120 тыс. рублей за банку, а общий курс лечения одного больного обходится государству в 1,5 млн рублей. Для людей с широкой лекарственной устойчивостью это шанс выжить, и результаты очень хорошие.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости